§ 4.2. Принесение публичных извинений как способ защиты права на деловую репутацию индивидуальных предпринимателей

На данный момент принесение извинений практикуется комиссиями по делам несовершеннолетних, общественно-дисциплинарными комиссиями воинских частей, комиссиями по мандатным вопросам депутатской этики, судами чести³⁸³.

Принесение извинений известно и ряду иных подзаконных нормативных правовых актов, корпоративных актов органов государственной власти^[380].

В контексте приведённых примеров отдельными исследователями даётся любопытное толкование ст. 12 ГК РФ^[381]. Поскольку по смыслу статьи способ защиты гражданских прав (а принесение извинений - способ защиты именно гражданских прав, независимо от того, документом какой отраслевой принадлежности он закрепляется) должен быть установлен на уровне закона (к коим относятся УПК РФ, УИК РФ, ФЗ «О полиции») и в ГК РФ отсутствует указание на то, что это должен быть акт исключительно гражданского законодательства, принесение извинений входит в открытый общий перечень ст. 12 ГК РФ. Согласно описанной логике, принесение извинений уже сейчас может полноценно использоваться и в гражданском праве.

Однако эти, несомненно, заслуживающие внимания рассуждения нельзя назвать бесспорными. Во-первых, отраслевой принадлежностью правовых норм обусловлена значительная специфика закреплённых ими способов защиты гражданских прав (случаи и порядок использования, учёт отраслевых принципов правового регулирования общественных отношений и т.д.). Во-вторых, принесение извинений в рассматриваемых актах имеет чётко определённую ограниченную сферу применения и предполагает специальных субъектов в лице как обязанных принести извинения (прокурор, полиция), так и управомоченных требовать их принесения (реабилитированные, осужденные, освобожденные от

отбывания наказания вследствие отмены приговора в связи с прекращением уголовного дела, граждане и организации, права которых были нарушены сотрудником полиции). Всё это вызывает сомнения в верности системного толкования названных норм, при котором общий перечень способов защиты, воспроизведённый в ГК РФ, распространяется за пределы отраслевого закона. Узкая интерпретация ст. 12 ГК РФ в гораздо большей степени соответствует логике общей теории права (хотя и не интересам защищающих свои права лиц: присутствие правил о принесении извинений только в перечисленных публично- правовых нормах нельзя признать достаточным).

Адекватное изложенным доводам разъяснение содержится и в Постановлении ВС РФ от 24 февраля 2005 г. № 3, в соответствии с и. 18 которого «извинение как способ судебной защиты чести, достоинства и деловой репутации статьей 152 ГК РФ и другими нормами законодательства не предусмотрено, поэтому суд не вправе обязывать ответчиков по данной категории дел принести истцам извинения в той или иной форме». Впрочем, формально отвергая возможность применения рассматриваемой меры ответственности, Верховный Суд РФ уже в следующем абзаце приведённого постановления ориентирует суды на утверждение мировых соглашений, в соответствии с которыми стороны по обоюдному согласию предусмотрели принесение ответчиком извинений в связи с распространением не соответствующих действительности порочащих сведений в отношении истца, поскольку, как указывается в документе, это не нарушает прав и законных интересов других лиц и не противоречит закону, который не содержит такого запрета. Таким образом, в п. 18 Постановления ВС РФ от 24 февраля 2005 г. № 3 принесение извинений получило как бы «полуодобрение» Верховного Суда РФ, признание целесообразности применения его на практике.

Анализируемые заключения акта высшей судебной инстанции предваряются напоминанием: «Согласно части 3 статьи 29 Конституции Российской Федерации никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них». Напрямую об этом не пишется, однако, учитывая расположение процитированного текста и упоминание обоюдного

согласия сторон на принесение ответчиком извинений в мировом соглашении, нельзя не сделать вывод о том, что Верховный Суд РФ квалифицирует принесение извинений как отказ от своих мнений и убеждений по принуждению. Так ли это на самом деле? Очевидно, установление в законе ответственности за высказывание суждений, выражение мнений как таковое недопустимо. Однако, как гласит золотое юридическое правило, право одного лица (на свободное выражение мнений и убеждений, например) прекращается там, где нарушается право другого (в данном случае того, чьи честь, достоинство или деловая репутация пострадали в результате дезинформации). Принесением извинений должно быть санкционировано не свободное выражение воззрений, а нарушение чужих прав, вполне конкретные действия, например, составляющие диффамацию: распространение недостоверных, порочащих чьи-либо честь, достоинство или деловую репутацию сведений. Это, конечно, ни в коем случае не колеблет конституционных и международно-правовых постулатов о правах и свободах человека и гражданина, в частности, о гарантиях свободы мысли и слова. Каждый вправе придерживаться любой точки зрения, иметь и выражать собственные суждения, но в то же самое время никому не предоставлено право распространять о ком-либо ложные порочащие сведения, наносить этим кому-либо убытки, нарушать чьи-либо личные неимущественные права. С равным успехом можно сравнить чувство неприязни к соседу, не наказуемое с точки зрения права, и поджог его имущества, выраженный в чётко объективированных вовне противоправных действиях, наносящих ему ущерб, или оскорбление, от которого страдают принадлежащие ему нематериальные блага в виде чести и достоинства личности.

Здесь повторно стоит отметить, что ст. 152 ГК РФ, не делая различия между констатацией факта и выражением персональной точки зрения, говорит о защите от распространения любых сведений, которые, не соответствуя действительности, порочат честь и достоинство гражданина, деловую репутацию гражданина или организации. Можно ли отнести к ним мнения, суждения, личные оценки, субъективные взгляды - вопрос, не нашедший отражения в законодательстве и

неоднозначно решаемый в юридической литературе и судебной практике. Ещё раз обратимся к существующим по данному вопросу подходам. В соответствии с первой (и наиболее широко представленной) из трёх основных выработанных учёными позиций необходимо различать утверждение о факте, которое можно проверить на соответствие действительности и опровергнуть, и выражение мнения, которое не может быть охарактеризовано как ложное или правдивое и, соответственно, составлять диффамацию^[382]. Этот подход воспринят и в п. 9 Постановления ВС РФ от 24 февраля 2005 г. № 3. Согласно второй позиции (из которой исходит и автор настоящей работы) все оценочные высказывания можно поделить на имеющие и не имеющие под собой фактологическую базу. Таким образом, первые могут быть опровергнуты и квалифицированы как диффамация, вторые - нет^[383]. Наконец, в интерпретации третьей позиции, любые мнения охватываются статьёй 152 ГК РФ, поскольку могут быть рассмотрены на предмет обоснованности^[384].

Для принесения извинений характерно, что не должно меняться то мнение, которое в силу своей субъективности согласно первой и второй из приведённых теорий не может быть проверено на соответствие действительности и за которое отсутствует юридическая ответственность, а должно быть выражено отношение к своему поступку-нарушению (допустим, противоправному распространению сведений). При диффамации извинение подразумевает признание своей вины в ней, своей неправоты в предмете (судом установлено, что порочащая истца информация недостоверна) и/или форме (личное мнение выражено образом, дающим основание понимать его как констатацию объективно несуществующих

фактов) высказывания. Может ли причинитель вреда, извиняясь, считать, что поступил верно, распространив о ком-либо ложные порочащие сведения? Будет ли в таком случае выполняться функция морального удовлетворения, «успокоения», восстановления задетых чувств лица, чьё право было нарушено, которая является главным атрибутом принесения извинений и в социологии, и в юриспруденции? М.Н. Малеина с извинением связывает понятие раскаяния, причём придаёт последнему принципиальное значение, отмечая, что в его отсутствие извинение со стороны нарушителя может восприниматься потерпевшим как новое пренебрежение правами личности^[385], а английский журналист и писатель Г.К. Честертон надменное извинение называл ещё одним оскорблением^[386].

В данном вопросе возможны разные рассуждения. Так, нет сомнений в том, что искреннее внутреннее раскаяние в полном смысле этого слова по судебному принуждению невозможно. Исходя из этого, свою логику имеет мысль о том, что извинение подразумевает проявление инициативы со стороны самого извиняющегося и, соответственно, должно осуществляться в добровольном порядке на основе мирового соглашения. Однако ведь в случаях, когда суд обязывает своим решением ответчика опубликовать опровержение распространённой им информации, последний должен совершить названное действие, даже если он убеждён в том, что бездоказательно распространённые им сведения, признанные судом ложными, на самом деле правдивы. Принесение публичных извинений как полноценный способ защиты прав точно так же должно основываться на судебном постановлении, которым порочащей и недостоверной признаётся конкретная обнародованная информация. Важно, что извинение в такой ситуации подразумевает признание вины в чётко обозначенном факте распространения определённой информации, а отнюдь не в том, что лицо имеет то или иное мнение.

Возможно, в силу специфики отечественной ментальности принесению извинений истцы в России часто придают принципиальное значение. Нередко даже формально произнесённые слова извинений способны принести гражданину психологическую реабилитацию, порой обладающую явным субъективным приоритетом перед имущественным предоставлением за нарушение прав. При этом с позиций ответчика избрание истцом такого средства защиты, как принесение извинений, может быть более желательно, т.е., выгодно, чем, скажем, такого, как возмещение убытков. Всё это говорит в пользу оправданности рассмотрения публичных извинений как потенциального легального способа защиты гражданских прав.

Что же касается персональных оценок, основанных на соответствующих действительности сведениях, высказанных в корректной форме или не высказанных вовсе, то тут не применима ни гражданско-правовая, ни административная, ни уголовная ответственность; понуждать к отказу от них или к приданию их гласности недопустимо. Ведь извинения приносятся не за свои убеждения субъективного характера, а за вполне конкретные действия, формирующие состав гражданского правонарушения, если речь о диффамации, следуя формулировкам ст. 152 ГК РФ, - за распространение порочащих честь, достоинство и деловую репутацию субъектов гражданских правоотношений и всегда обязательно не соответствующих действительности сведений.

Рассмотрим соотношение принесения публичных извинений с иными способами защиты гражданских прав, закреплёнными в ГК РФ. В юридической литературе существует взгляд на извинения как на вид опровержения^[387]. Думается, если речь идёт о диффамации в общественном месте и нарушитель, извиняясь, естественным образом подразумевает и несоответствие действительности распространённых им порочащих сведений, имеет место всё же

сочетание опровержения и извинений, использование двух способов защиты гражданских прав одновременно. Одно не должно поглощать другое, ибо опровержение и извинения имеют несколько принципиальных отличий.

Если опровержение - это констатация нарушителем факта распространения им не соответствующих действительности порочащих сведений, направленная на информирование лиц, среди которых она была распространена, и на изменение посредством этого общественного мнения, то принесение публичных извинений как способ защиты гражданских прав - это признание нарушителем своей неправоты в совершении противоправного деяния и его обращение к потерпевшему с просьбой о прощении. Извинение, таким образом, предполагает и некий этический элемент, морально-нравственную оценку своих действий и, в отличие от опровержения, обращено исключительно к тому, кто «понёс обиду», хотя функция восстановления общественного мнения о последнем в какой-то степени присутствует и тут, но не является самоцелью применения способа защиты, а лишь сопутствует непосредственному его предназначению.

Иногда при диффамации в суды заявляются требования об опубликовании опровержения, текст которого будет включать в себя извинение^[388]. В СМИ в употребление даже начал входить новый полуиностранный термин - «извинение-дисклеймер», в буквальном переводе с английского «извинение- опровержение» (последнее от англ, «disclaim» - «отрицать, опровергать»). Представляется, что противоречия закону здесь нет (при закреплении возможности принесения извинений в нормах материального права суд смог бы обязывать к этому и в отсутствие достижения соответствующего мирового соглашения между сторонами), однако нарушенное право в данном случае также будет защищаться двумя самостоятельными способами, которые могут быть применены как по отдельности, так и вместе.

Возникает и вопрос о соотношении извинений с компенсацией морального вреда. Имеется мнение о том, что извинение является формой последней^[389]. Однако, как следует из статьи 151 ГК РФ и пункта 1 ст. 1101 ГК РФ, компенсация морального вреда (физических и нравственных страданий) осуществляется в денежной форме. Принесение же извинений, также имеющее целью сглаживание нравственных страданий, имеет нематериальное воплощение, представляя собой не выплату денежной компенсации в счёт понесённых потерпевшим страданий, а направленное на их смягчение признание своей неправоты в правонарушении, выражение сожалений по этому поводу.

В комбинациях выделяемых учёными функций компенсации морального вреда есть вариации: одни исследователи выявляют функцию «предупреждения (превенции) совершения нарушителем новых аналогичных посягательств на неимущественные права и нематериальные блага другого лица», умалчивая о карательной^[390]; другие, напротив, среди функций такой компенсации упоминают карательную, не называя превентивную^[391]. Справедливо признать за компенсацией морального вреда обе обозначенные функции: и карательную (штрафную), и превентивную, суть которой наиболее полно отражается, если именовать её предупредительно-воспитательной. Но те же авторы солидарны, отмечая в качестве функций возмещения морального вреда компенсационную и функцию морального или личного удовлетворения («сатисфакция за нарушенное правовое чувство потерпевшего»^[392]). Здесь, однако, возникает опасность повториться. Компенсационная функция взыскания денежной суммы в счёт морального вреда не может предполагать восстановления нарушенных имущественных прав; если действия нарушителя имеют результатом негативные последствия в имущественной сфере потерпевшего, их устранение логично в рамках возмещения убытков, которое производится независимо от собственно

компенсации вреда морального. Поэтому всё, что компенсирует денежная сумма, взыскиваемая за причинение морального вреда, - это психологические неудобства, отрицательные переживания, к которым, в конечном счёте, сводятся и физические страдания^[393]. А в этом смысле компенсационная функция дублирует функцию морального удовлетворения пострадавшего от нарушения лица, в которой и выражается субстанциальная характеристика компенсации морального вреда как способа защиты гражданских прав. Таким образом, следует признать, что компенсации морального вреда присущи функция морального удовлетворения, карательная и предупредительно-воспитательная функции.

Представляется, что в сравнении с рассмотренной компенсацией принесение извинений как таковое не заключает в себе карательную функцию, если интерпретировать её проявление узко, как возложение на правонарушителя обязанности понести лишения имущественного характера. С необходимостью уплаты штрафа нарушитель столкнётся лишь в случае уклонения или прямого отказа от принесения извинений в качестве меры ответственности за неисполнение судебного решения. Не стоит опровергать и постулат о том, что лишения личного характера в гражданском праве не применяются. Попытки отнести принесение извинений к лишениям, связанным с личностью нарушителя, напрасны: признание своей вины в попрании чужих прав и испрашивание прощения у потерпевшего корректнее расценить скорее как элемент личностного роста и позитивную динамику в общей характеристике персоны причинителя вреда. Можно избрать и широкий подход при толковании понятия карательной функции, связывая с ней свойственную любой мере гражданско-правовой ответственности негативную оценку действий нарушителя со стороны государства в лице суда, всегда сопровождаемую элементом принуждения, - в этом случае карательная функция будет сопутствовать и принесению извинений как способу защиты гражданских прав. В настоящем исследовании, однако, за основу принимается первый менее абстрактный подход. Функция морального удовлетворения, главенствующая и при компенсации морального вреда, при

принесении извинений с очевидностью также выступает стержневой. Вести речь о компенсационной функции извинений можно лишь условно, - постольку, поскольку действия нарушителя неимущественного характера реанимируют душевное равновесие, эмоциональное благополучие потерпевшего. Правда, в случае такого условного рассмотрения компенсационной функции в контексте принесения извинений она вновь становится синонимичной функции морального удовлетворения. Предупредительно-воспитательная функция принесения извинений особенно выразительна, имея в виду заложенную в этом способе защиты гражданских прав идею переосмысления нарушителем отношения к своему получившему оценку судом поступку.

Как видно, между указанными мерами гражданско-правовой ответственности прослеживается весьма заметная связь, вместе с тем, их отождествление невозможно. Анализ формы и содержания компенсации морального вреда и принесения извинений неизбежно приводит к выводу о их неравнозначности. С учётом изложенного, единственно верной предстаёт квалификация приведённых явлений в качестве самостоятельных способов защиты гражданских прав.

Принесение извинений, точно так же, как и компенсация морального вреда (п. 3 ст. 1099 ГК РФ), должно осуществляться независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда. При этом если нарушителем были принесены извинения, видится допустимым расценивать это как основание для снижения размера компенсации морального вреда, поскольку оба названных способа защиты гражданских прав, как отмечалось, разными методами служат, прежде всего, задаче морального удовлетворения, затем - превенции и воспитания нарушителя, а значит, после надлежащего исполнения решения суда о принесении извинений указанные задачи, по крайней мере в определённой степени, уже исполнены. Остаётся лишь штрафная функция компенсации морального вреда. Поэтому, присуждая соответствующую денежную компенсацию в пользу истца в таких случаях, не следует упускать из вида факт

обязания ответчика принести извинения и факт их принесения (если оно состоялось).

В юридической литературе отмечается, что к гражданско-правовой ответственности могут быть отнесены только такие принятые к правонарушителю меры, в результате которых он понёс имущественные лишения^[394]. Соглашаясь с авторами приведённого подхода в том, что гражданское право имеет дело, в первую очередь, с имущественными отношениями, справедливо признать, что и гражданско-правовая ответственность лишь прежде всего носит имущественный характер. Однако полностью исключать возможность применения мер иного существа представляется не вполне оправданным. Конкретное закреплённое в законодательстве правило или отраслевой принцип, которые бы ограничивали подобным образом гражданско-правовую ответственность, отсутствуют, между тем, целесообразность применения такой меры, как принесение извинений, не оставляет сомнений. Не стоит забывать к тому же, что в предмет регулирования гражданского права входят и личные неимущественные отношения, как связанные, так и не связанные с имущественными.

Исторически принесение извинений осуществлялось в различных формах. Учёными по этому критерию выделяются следующие виды извинений: 1) в частном порядке (наедине); 2) в частном порядке (при свидетелях); 3) в присутствии суда; 4) в частном письме; 5) через газету; 6) в тексте мирового соглашения; 7) с использованием современных технических средств^[395].

По мнению диссертанта, методологически корректно выделение двух форм извинений: публичной и непубличной (в зависимости от того, имеет ли возможность кто-либо помимо потерпевшего непосредственно зафиксировать принесение извинений). В рамках двух обозначенных форм извинений по различным критериям можно выделять их виды, проводя более частные классификации.

Осуществить контроль за принесением извинений наедине или в частном письме и адекватно отреагировать на неисполнение ответчиком решения суда по меньшей мере крайне затруднительно. Возможно, конечно, представить, например, расписку истца в отсутствии у него претензий к извинившемуся ответчику, однако многочисленные потенциальные проблемы (необходимость долгосрочного хранения расписки, незастрахованность от злоупотреблений истца при её утере ответчиком, излишняя формализованность довольно щепетильной сферы двусторонних отношений и т.д.) могут придать доказыванию надлежащего извинения оттенок абсурдности. Принесение извинений в присутствии суда также таит в себе определённые сложности и неясности. Делать это в судебном заседании при вынесении решения, которое к этому моменту ещё не вступило в законную силу, поспешно, да и с неюридической точки зрения не совсем правильно: подобная процедура, безусловно, предполагает моральную готовность истца к принятию извинений, но главным образом - ответчика к их принесению, а также зачастую непосредственную подготовку их текста. Назначение же отдельной встречи сторон спора с судом для приведения решения в исполнение предсказуемо загромоздит работу судей и судебного аппарата. Извинения при свидетелях представляются куда более уместными с той оговоркой, что необходима проработка механизма, с помощью которого можно будет проследить за исполнением ответчиком возложенной на него судом обязанности. Возможно, для этой цели будут пригодными выдача исполнительных листов и сопровождение судебными приставами стадии принудительного исполнения решения суда (при принесении извинений целесообразно их присутствие, а также составление ими акта о принесении извинений с подписями истца и свидетелей в целях ведения учёта исполнения решений). Впрочем, самым логичным и естественным видится принесение извинений тем же способом, которым в отношении истца была распространена искомая информация (публикация извинений в газете, на интернет-сайте, озвучивание в эфире радио- или телепередачи, отображение посредством титров в определённое эфирное время и т.д.). Что же касается утверждения судом мирового соглашения,

предусматривающего принесение ответчиком извинений (и реализуемого сегодня на практике с одобрения Верховного Суда РФ, выраженного в Постановлении ВС РФ от 24 февраля 2005 г. № 3), то, думается, и для этой формы реализации предлагаемого способа защиты гражданских прав нет никаких препятствий. Однако сторонами должна быть достигнута договорённость на предмет принесения именно публичных извинений; извинения во всевозможных непубличных формах (тет-а-тет, в частном письме и т.д.) по изложенным причинам стоит всё же оставить в сфере личных отношений спорщиков, вопросом совести нарушителя и усмотрения потерпевшего.

Поскольку принесение извинений в качестве юрисдикционного инструмента защиты гражданских прав обретает смысл лишь в своём «публичном» воплощении, и за самим способом защиты прав разумно было бы закрепить название «принесение публичных извинений». Представляется, что извинения по судебному принуждению должны обладать свойством публичности, в противном случае эффективность меры будет значительно снижена в силу сложности контроля за её исполнением. Уточнение возможных форм публичных извинений могло бы найти органичное место в разъяснении высшей судебной инстанции.

На неисполнение решения суда об обязании ответчика принести извинения разумно распространить общее правило о взыскании штрафа, действующее и при неисполнении любого иного судебного решения.

Обратимся к вопросу о субъектном составе отношений, которые могли бы регулироваться гражданско-правовыми нормами о принесении извинений.

Учитывая отмечавшуюся цель последних («утешение» жертвы правонарушения, её моральное удовлетворение, восстановление её душевной гармонии), не остаётся сомнений в том, что требовать принесения извинений может исключительно физическое лицо в силу того, что только такой участник гражданских правоотношений обладает психикой, сознанием, способен проявлять эмоции. Причём вопрос о пригодности принесения извинений в качестве способа защиты гражданских прав зависит от особенностей личности потерпевшего и

требует в каждом конкретном случае отдельного внимания. Думается, указанное требование может быть заявлено в том числе и ИП, поскольку обладая этим специальным статусом, он не перестаёт быть гражданином и обладать названными выше характеристиками, а значит, и в отношении ИП обозначенная функция извинений будет выполняться.

Не скажешь того же о юрлицах, в силу своей природы избавленных от потенциального психологического дискомфорта даже в случае нарушения их прав. Несмотря на то, что та же диффамация действительно может причинить деловой репутации организации существенный вред (в том числе нематериальный, не поддающийся точному измерению), моральное удовлетворение юридическому лицу в любом случае не потребуется.

Менее очевиден вопрос о защите с помощью извинений прав общности людей, объединённых одинаковыми интересами или характеристиками, но не представляющих собой организацию в смысле ст. 48 ГК РФ. Как, например, быть в случае, когда распространением ложных сведений задеваются честь и достоинство неопределённого или даже определённого круга лиц: коллектива работников предприятия, покупателей определённого магазина, таксистов города Москвы, сибирских предпринимателей, блондинок или граждан с веснушками, людей той или иной национальности или конфессии? Можно ли обязать правонарушителя принести извинения такого рода общностям? Дело в том, что честь и достоинство могут принадлежать и таким, не кристаллизовавшимся в единого участника гражданских правоотношений социальным группам. В юридической литературе уверенно и, представляется, совершенно обоснованно за подобными неорганизованными группами лиц признаются групповые интересы, направленные на «формирование и поддержание положительной общественной оценки социальных и духовных качеств соответствующей группы»^[396]. Деловой репутацией, однако, такие субъекты обладать не могут, так как последняя подразумевает сложившееся в обществе мнение о

профессиональных качествах своего носителя, а социальные группы, не являющиеся юрлицами, нельзя полагать единым субъектом-профессионалом в какой-либо сфере деятельности. Это не говоря о том, что статус субъектов гражданских правоотношений закон в принципе признаёт лишь за гражданами, организациями, обладающими правами юридического лица, и публично­правовыми образованиями (Российской Федерацией, её субъектами и муниципальными образованиями), следовательно, у круга лиц, лишённого организационного единства, отсутствует возможность прибегать к юрисдикционной защите своих прав. В свете рассмотренного нельзя согласиться с мнением о возможности защиты права на деловую репутацию круга лиц и о применимости для защиты права на деловую репутацию определённой общности граждан или организаций в силу их специфики опровержения, ответа и прочих способов защиты гражданских прав, за исключением взыскания убытков и компенсации морального вреда^[397].

Ещё одно замечание для окончательной справедливости: уполномоченные государственные органы могут принимать извинения, приносимые народу страны (выступая его официальными представителями) или его отдельным общностям при оскорблении чувств последних, нарушении прав на честь и достоинство неопределённого или определённого, но не сформированного в организацию круга лиц. Известно, что такая практика достаточно широко распространена в дипломатических отношениях^[398].

Нарушителями чужих прав на честь, достоинство и деловую репутацию, распространив ложные порочащие сведения, могут стать как гражданин, так и юридическое лицо (скажем, редакция газеты), поэтому принесение извинений возможно и уполномоченным органом (должностным лицом) от имени организации-причинителя вреда.

На вопрос о том, при любой ли диффамации принесение извинений будет приемлемо, следует ответить положительно. В истории права, общественных нормах и морально-этических представлениях людей подходы к этой проблеме разнятся. Так, в литературе отмечается уместность извинений при неосторожных действиях обидчика (в этом смысле умышленная диффамация исключает применение данной меры ответственности) или недопустимость извинений, например, при неоднократности нарушений^[399]. Однако, думается, что наличие субъективно смягчающих или отягчающих обстоятельств совершения диффамации (объективные установления закона на этот счёт отсутствуют) не должно влиять на определение возможности использования извинений. Ещё раз подчеркнём: извинения должны приноситься за конкретные действия, составляющие гражданское правонарушение и, если таковые судом установлены, а потерпевший избрал соответствующий способ защиты своего права, нарушенное право должно получить защиту избранным способом.

По верному замечанию М.Н. Малеиной, для применения принесения извинений как самостоятельного способа защиты гражданских прав «достаточно, чтобы суд по обстоятельствам конкретного дела сделал вывод, что извинение нарушителя отвечает интересам потерпевшего и является дополнительным воздействием на нарушителя»^[400].

Ценность принесения извинений как способа защиты гражданских прав заключается в уникальном сочетании морального удовлетворения потерпевшего и воспитательного воздействия на нарушителя. А ведь зачастую восстановление справедливости и своего душевного спокойствия для истца куда важнее, чем

имущественная компенсация, особенно в случаях, когда страдают принадлежащие ему нематериальные блага и личные неимущественные права.

Целесообразность принесения извинений косвенно признал и Верховный Суд РФ, ориентировав суды в своём постановлении на утверждение мировых соглашений, содержащих тексты извинений, что успешно и реализуется на практике^[401] и ещё раз убедительно говорит о востребованности рассмотренной меры в обществе, её одобрении участниками гражданских правоотношений, заявляющими соответствующие требования в суде. Учёными в этой связи отмечается полезность процедуры медиации, которая получает развитие в России (опытным медиаторам под силу задача подобрать текст извинений, удовлетворяющий обе стороны)^{[402] [403].}

Значение извинений как средства восстановления у потерпевшего психического равновесия в последнее время всё активнее обосновывается и

409

учеными⁴ .

Итак, по итогам настоящего параграфа сделаны следующие заключения. Принесение публичных извинений как способ защиты гражданских прав - это признание нарушителем своей неправоты в совершении противоправного деяния и его обращение к потерпевшему с просьбой о прощении. Анализ таких тесно связанных с принесением извинений способов защиты гражданских прав, как опровержение и компенсация морального вреда, позволяет обосновать вывод о том, что ни к одному из них рассмотренный перспективный способ защиты не сводим и, являясь абсолютно независимым, несёт в себе самобытный смысл.

Таким образом, весьма желательно введение в гражданское законодательство принесения публичных извинений в качестве самостоятельного способа защиты гражданских прав. Рациональным было бы его закрепление в ст. 12 ГК РФ в виде общего (по причине пригодности для защиты права на любое нематериальное благо), а также в ст. 152 ГК РФ в качестве специального для целей применения при защите прав на честь, достоинство и деловую репутацию субъектов гражданских правоотношений - в том числе ИП. В перечне специальных способов защиты ст. 152 ГК РФ принесение публичных извинений будет смотреться особенно уместно. Удобство его использования по делам соответствующей категории подкреплено сформировавшейся практикой утверждаемых мировых соглашений.

«Принесение публичных извинений» видится наиболее подходящим названием для нового способа защиты гражданских прав. Извинения, к которым мог бы обязывать суд, должны быть публичными, - в противном случае не избежать проблем в области контроля за исполнением судебных решений. Наиболее предпочтительными из всех возможных разновидностей принесения публичных извинений представляются принесение таковых при свидетелях с привлечением судебных приставов к контролю за исполнением судебных решений, а также публикация извинений тем же способом, которым в отношении истца была распространена не соответствующая действительности порочащая информация. Утверждение судом мирового соглашения, предусматривающего принесение извинений ответчиком по обоюдному согласию сторон, практикуемое в настоящее время, также предстаёт правомерным и оправданным, причём и в этом случае принесение извинений должно облекаться в публичную форму.

Субъектом, имеющим право требовать принесения извинений, может выступать гражданин (в том числе зарегистрированный в качестве ИП), но не юрлицо, которое, не являясь психофизическим существом, не нуждается в так называемом моральном удовлетворении. Принимать извинения от имени той или иной общности людей и в целом народа страны может быть доверено

уполномоченному государством представителю таковых. Субъект обязанности принести извинения может быть представлен как гражданином, так и юрлицом.

Вопрос о пригодности принесения извинений в качестве способа защиты гражданских прав зависит от индивидуальных особенностей личности истца, но не от вида или обстоятельств совершения диффамации: думается, что в случае выражения потерпевшим желания использовать именно это правовое средство, препятствий к его применению, относящихся к характеристике правонарушения, быть не может.

В свете изложенного представляется полезным расширить арсенал общих способов защиты гражданских прав, перечисленных в ст. 12 ГК РФ, дополнив её 12-м абзацем, состоящим из слов: «принесения публичных извинений», а также изложить абз. 1 п. 9 ст. 152 ГК РФ в следующей редакции. «Гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе требовать возмещения убытков, компенсации морального вреда, причиненных распространением таких сведений, а также принесения публичных извинений».